Español
Русский
Френсис Бэкон странен, «а не странен кто ж?», – той странностью, которая вдруг оказывается тебе слишком даже знакомой. Это как неожиданно увидеть собственный силуэт в зеркале в почти тёмной комнате. Выставка в Музее Прадо очень концентрированна (все картины здесь только «ключевые») и так организована, что, войдя, сразу попадаешь на круги Бэконовской одержимости.
Его зацикленность на Распятии (Бэкон декларировал себя атеистом). Его триптихи, названные одинаково, только годы меняются: «Этюды к Распятию» и «Фигуры у подножия Распятия» – новые и новые варианты, которые гонятся за какой-то последней правдой. И вот она, эта правда: развороченная, с обнажёнными рёбрами туша то ли человека, то ли животного... Сплетение синюшно-розоватых форм, где – мерещится! – кто-то делает что-то плохое с кем-то. Это могущественное «мерещится»! Бэкон оставляет много простора для худших фантазий зрителя, поэтому он так силён. Очень правильно было замечено (Michael Middelton, 1951), что Бэкон пишет «с силой, которая не пропорциональна использованным средствам, он способен вызвать у зрителя почти физическую тошноту – почти абстракцией». Немного слишком реалистическим диссонансом – нарукавная повязка со свастикой, которая видна на одной фигуре в одном из триптихов .
Другой зал – с вариациями на тему «Портрета папы Иннокентия X» Веласкеса. Бэкон уверял, что видел только репродукции этого портрета и даже, когда жил два месяца в Риме, не сходил посмотреть на оригинал. Так, по крайней мере, он говорил в одном интервью, объясняя, что боялся увидеть портрет после «всех глупостей, которыя я с ним сотворил». Он зачёркивает папу серыми штрихами небытия, он садит папу в клетку, он заставляет его широко разевать рот... Художник признавался, что человеческий рот с юности привлекал его, что ему хотелось так изображать его, как Моне изображал закаты. Интервьюер спрашивает его, нет ли в такой зацикленности сексуальности (видеозапись этого интервью тоже можно посмотреть в Прадо). Он отвечает, что да. Знатоки деталей его жизни видят в этом след астмы, которой страдал художник (и которая мешала ему в детстве регулярно ходить в школу). Искусствоведы констатируют влияние «Крика» Мунка. Ну, а люди, склонные к философствованию, чего только не выводят из этих разодранных в беззвучном крике ртов.
Ещё один образ, которым он был одержим, – человек в синем, на тёмном фоне (или в характерной Бэконовской пространственной «клетке»), в пиджаке и при галстуке. И с лицом совершенно потерянным, полу-проваленным в ничто. Совершенное одиночество? Личность – как вещь в себе? Притягательность тела под пиджаком с галстуком? Зверь в клетке?
Его страсть к триптихам, изображение смазанных – в движении? в потоке беспощадного времени? – тел. Портреты его любовников (бедняга Джордж Даер, которого он упорно изображает сидящим на унитазе или – извиняюсь – блюющим в раковину; или – обкусанным чернотой, застилающей фон, – это уже после его самоубийства), портреты знакомых женщин, автопортреты. Российскому зрителю повеет чем-то родным от изображения няни из «Броненосца Потёмкина». Эйзенштейновский фильм он видел чуть ли не подростком в Берлине, и знаменитый кадр с окровавленным – тоже кричащим – лицом женщины в разбитых очках оказал на него пожизненное впечатление. Нянины очки исследователи обнаруживают и на папе Иннокентии в некоторых из "Этюдов к портрету" .
По части живописи Бэкон был самоучкой, и мастерства у него ровно столько – не больше и не меньше – чтоб выразить то, что он выразил. Он говорил, что «живопись должна проникать прямиком в нервную систему». Стиль его не поддается классификации. Он индивидуален, как стиль «черного» Гойи, например. Умер Бэкон в Мадриде, в 1992 году. А в этом году отмечается 100 лет со дня его рождения.
Аглая
